Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Она увидела исхудавшую, в одной рубашке, женщину, что скорчилась в углу каменной, пустой комнаты: "Я ее знаю. Это тетя Ева. Господи, не показывай мне ничего, пожалуйста, я спать хочу".

— Ева…, - одним дыханием сказала девочка, и, зевнув, заснула — мгновенно.

Степан еще посидел немного, опустив голову в руки, вспоминая жемчужный блеск ее кожи, растрепанные, каштановые волосы. Тяжело вздохнув, поднявшись, он вышел в коридор.

Он постоял, прислонившись к стене, а потом заставил себя войти в соседнюю спальню, где ждала его жена.

Двое мужчин, повыше и пониже, в темных сюртуках, медленно шли по рынку. Иосиф обернулся: "Ерунда, показалось. Незачем за нами следить, никому эта бедная женщина не нужна".

Аарон на ходу пощупал отрез шелка: "И все равно, Иосиф, это же еврейский ребенок. Ты ему даже обрезание сделал, как положено. Только имени не дали"

Иосиф остановился, и, натолкнувшись на какого-то торговца, — извинился по-арабски. "Аарон, — развел он руками, — ну что же делать. Мы не можем его держать у себя, его кормить надо. Кормилица хорошая, а что она христианка — так и отец у мальчика, ты меня прости, католический священник был, и приют францисканцы содержат".

Они, молча, пошли, дальше. Аарон, посмотрев на плетеную корзинку с едой у себя в руке, вздохнул: "А Джо согласится, чтобы он с вами жил?"

Иосиф улыбнулся: "Согласится, конечно. А что ты его хотел взять — так я же тебе рассказывал. Я ходил к Судакову, просил его, чтобы община Еве помогла. Он меня отправил восвояси. Не стоит этого мальчика в Иерусалиме оставлять, поверь мне. Как мы с Джо поженимся, следующим годом, так и заберем его".

— Дина бы тоже согласилась, — улыбнулся Аарон. "Она добрая девушка. Но ты прав, в Европе ему лучше будет". Юноша помолчал и спросил: "А Еву…, Иосиф, ее никак не спасти?"

— Ты же видел, — мужчина дернул краем рта. "Она же себя голодом морит. У тех, кто потерял разум, такое бывает. Как она еще доносила до срока — удивляюсь. Я боялся, что она выкинет, или дитя мертвое родится. Но Господь миловал. У нее и волосы почти все выпали, и зубы шатаются. Она вряд ли долго протянет, — мужчины вышли из Дамасских ворот и стали спускаться по тропинке, что вела к деревне.

Немного поодаль, в стороне от бедных, из грубого камня лачуг стоял дом. Иосиф стер пот со лба и остановился перед тяжелой, деревянной дверью с врезанной в нее решеткой. "Жара, какая, — подумал он, и положил руку на плечо Аарону: "Пошли".

В большой комнате пахло потом и мочой. Иосиф обернулся к монаху, что стоял сзади: "Давайте, я ее первой осмотрю, потом займусь остальными, раз вы говорите, что она кровью кашляет".

— Уже вторую неделю, — развел руками францисканец. "Каждую ночь, и днем — тоже. И не ест почти ничего, выплевывает. Бедная девушка".

Иосиф взглянул на женщин — с остриженными волосами, в длинных, холщовых рубашках, что бесцельно бродили по комнате, или сидели, раскачиваясь, у стен. Подхватив свой саквояж, нагнув голову, он шагнул в боковую каморку.

Она лежала на тюфяке, смотря в маленькое окно, за которым были видны стены Иерусалима, черепичные, красные, охряные крыши, и огромное, яростное солнце.

Иосиф присел рядом и взял тонкое, костлявое запястье. "Сердце уже с перебоями работает, — понял он. "Сейчас Аарона позову, из мужского отделения. Пусть с ней побудет, пока я с женщинами занят".

— Искала его и нашла его, искала его и нашла его, — бормотала Ева.

Он посмотрел на запавшие, огромные глаза, на морщины вокруг рта, на серую, сухую кожу. Чуть коснувшись обритой наголо головы, Иосиф ласково сказал: "С вашим сыном все хорошо, Ева, он крепкий мальчик. Он у кормилицы сейчас. Мы о нем позаботимся, я обещаю".

Женщина закашлялась. Иосиф вытер салфеткой струйку крови, что поползла по щеке. Она вдруг заплакала, перевернувшись на бок, подтянув острые колени к впалому животу.

— Сыночек, — услышал он едва различимый голос, — сыночек мой.

— Она же не хотела мальчика отдавать, — вспомнил Иосиф, — но как его тут держать, невозможно, совершенно невозможно. Да и молока у нее не было. Потом я вернулся, а она ползала по каморке, искала его, и плакала. И тоже повторяла: "Сыночек".

Он почувствовал слезы у себя на глазах: "Сейчас Аарон к вам придет, почитает. Вы полежите, Ева, вы очень ослабли. Не надо волноваться".

Иосиф вышел. Не обращая внимания на больных, он прислонился лицом к прохладной, каменной стене. Только когда он почувствовал на плече руку Аарона, он повернулся: "Там скоро…все закончится. Почитай ей пока, пожалуйста".

Она лежала, уткнувшись лицом в худую руку. Аарон устроился у изголовья: "Я же не врач, мне нельзя ее трогать. Ерунда, — вдруг разозлился юноша, — человек умирает". Он взял сухие пальцы и улыбнулся: "Отдыхайте, милая, и слушайте".

— Ответит тебе Господь в день бедствия; охранит тебя имя Бога Яакова! Пошлет Он помощь тебе из святилища, и с Сиона поддержит тебя! — Аарон, на мгновение, прервался. Женщина, с трудом подняв голову, улыбалась — нежно, мимолетно.

Они вышли из приюта, когда над Иерусалимом уже склонялось солнце. "Надо женщин позвать, — наконец, сказал Иосиф, — пусть тело к похоронам подготовят. Только вот не хочется, конечно, к раву Судакову опять идти, — он поморщился.

— Да что ты, — Аарон вздохнул, — это же мицва, заповедь, нельзя отказывать еврею в похоронах. Положено все бросить, и заниматься только этим. Смотри, — он внезапно остановился, — вот уж не ожидал его тут увидеть.

Он шел к ним — высокий, широкоплечий, в темной одежде. Золотисто-рыжая, длинная борода играла в солнечном свете.

Степан остановился рядом. Смотря поверх их голов на здание приюта, он услышал голос Аарона: "Рав Судаков, Ева Горовиц умерла сегодня. Надо позаботиться о ее похоронах".

Он вспомнил ее ласковые губы, ее шепот, ее руки, что обнимали его — там, в маленькой комнате, где за окном лил нескончаемый дождь. Откашлявшись, он ответил: "Я все устрою, господин Горовиц, не волнуйтесь. Спасибо, что заботитесь об этих несчастных. А? — Степан оборвал себя, увидев темные глаза Иосифа.

— Что, рав Судаков? — спросил врач.

— Ничего, ничего, — Степан махнул рукой. "Я позову женщин из похоронного общества". Он повернулся и быстро пошел вверх, к Дамасским воротам.

— Может, надо было ему сказать, насчет мальчика? — неуверенно спросил Аарон, глядя вслед раввину.

Иосиф потер свою бороду.

— А зачем? — он пожал плечами. "И так понятно, что никому, кроме нас, он не нужен. Значит, завтра и похороны уже, надо сходить".

— Да — отозвался Аарон, и они направились к городским стенам.

В маленькой церкви пахло воском. Женщина — низенькая, полная, — набожно перекрестилась. Священник ласково сказал: "Вы все правильно сделали, милая. Дитя должно войти в ограду святой церкви и обрести спасение".